«Тебе лучше сыграть хорошо, в противном случае будет очень плохо». Патрик О’Салливан о своем тяжелом детстве
Мой отец часто избивал меня.
Я не хочу этим шокировать вас или привлечь ваше внимание. Я говорю это, потому что это факт. Он наносил удары. И не будто он бьет маленького ребенка, а будто он дерется в баре со взрослым мужиком. Когда люди слышат словосочетание «насилие над детьми», то им сложно представить, что на самом деле происходит. Они представляют урок дисциплины, который просто вышел из-под контроля. Просто так проще это принять.
Как много раз вы слышали подобное?
«Мои родители давали мне ремня, но это пошло на пользу».
Так что давайте сразу проясним, что было в моем случае. С момента, когда я получил свою первую пару коньков в пять лет, меня били каждый божий день. Каждый день после матча, неважно сколько голов я забил, он бил меня. В нем было 188 см роста и 110 кг веса. Все начиналось, когда мы садились в машину, иногда еще прямо на парковке.
Когда мне исполнилось 10 лет, то все стало еще хуже. Он тушил об меня сигареты. Душил меня. Кидал мне в голову банки с газировкой. Каждый раз, выходя на лед, я понимал, что моя сегодняшняя игра лишь определит, насколько сильно этим вечером я получу дома. Я мог сделать хет-трик, но на обратном пути домой в машине он говорил мне, что я играл, «как пид****» (это было его любимое определение, которое он часто использовал).
Я думал, что все это нормально. Как ребенок, ты просто не знаешь, что может быть иначе. Он будил меня в пять утра и заставлял тренироваться два часа, прежде чем мне нужно было идти в школу. Помню ту его кожаную, тяжелую скакалку. Если он думал, что я работаю недостаточно усердно, то он заставлял меня снимать майку и хлестал меня веревкой по спине. Если рядом не было скакалки, то он использовал электрический шнур.
Он всегда умел остановиться, когда я был на грани того, чтобы потерять сознание, ведь это не входило в его планы. Понимаете, если бы я был бы без сознания, то я не мог бы тренироваться.
Как бы страшно это не звучало, я смирился с этим физическим насилием. Хорошим днем для меня был тот, когда он бил меня несильно. Я мог подготовить себя к этому. В плохой же день все становилось непредсказуемым. К примеру, я мог спать, а отец будил меня посреди ночи и начинал лупить без какой-либо на то причины. Когда ты спишь, то находишься в своем мире. Ты не можешь подготовить себя к ужасам реальности. Ты не осознаешь, что ждет тебя впереди. Пару раз он зимой выкидывал меня на улицу в одной пижаме и запирал входную дверь, так как мне нужно было «закаляться».
Я мог бы еще долго рассказывать о тех ужасах, но речь не об этом. Когда я рассказываю людям безумные подробности моего детства, то у них, первым делом, возникают два вопроса.
Какого черта кто-то будет делать подобное с родным сыном?
А затем…
Почему никто не положил этому конец?
На первый вопрос легко ответить. Мой отец играл на низшем уровне профессионального хоккея и не продвинулся дальше минорных лиг. И через меня он хотел реализовать свои несбывшиеся мечты. Как бы безумно это не звучало, все его поступки в его представлении имели оправдание. Таким образом он делал из меня более сильного хоккейного игрока, таким образом он вел меня к НХЛ.
Ответ на второй вопрос гораздо сложнее. Почему никто не заступился и не прекратил этот кошмар? Моя история никогда не дойдет до людей, похожих на моего отца. Они уже и так пали настолько низко, что уже слишком поздно. Но многие видели, что происходит. В каждом городе есть свой Безумный Хоккейный Папаша, но мой отец превзошел все стереотипы и клише. Я приходил в раздевалку с синяками и шрамами, а он всю игру орал и бил по стеклу. Он устраивал драки с родителями детей из других команд прямо на трибуне много, много раз.
Но все, чем меня удостаивали другие родители, был вопрос: «С тобой все нормально?»
И, конечно, я отвечал: «Ага, я в порядке».
На этом все заканчивалось. Никто не вызывал копов. Никто не шел с ним на конфликт. В то время настроения хоккейного сообщества можно было описать так: «Что происходит в их доме, пусть там и остается. Это их дело».
Но даже в родном доме насилие игнорировалось. Никогда не забуду один момент, когда мне было 10 лет. Я готовился отправляться на игру, когда мать отвела меня в сторонку и прошептала: «Тебе лучше сегодня сыграть хорошо, в противном случае вечером будет очень плохо».
В тот момент меня поразила мысль, что моя мать никогда ничего не предпримет. Соседи ничего не предпримут. Другие родители ничего не предпримут. Я должен буду сам проложить всему этому конец.
Жутко осознавать подобное в 10 лет и жить с такими мыслями. Я думал: «Что же, когда-нибудь ты станешь достаточно большим, чтобы постоять за себя». Следующие шесть лет я просто старался выжить. Каждый день я вставал с мыслями: «Опять все по новой. Просто вытерпи это».
Пытки становились все хуже, а на льду я был все лучше и лучше. Это действительно какое-то безумие. Думаю, что отчасти никто ничего не говорил, потому что я продолжал приносить результат.
Профессиональный спорт, а давайте будем честны, что канадский юниорский хоккей – профессиональный спорт, мясной магазин. Ни больше ни меньше. Все сводится к результату.
Своими успехами я, можно сказать, оправдывал деяния отца. Я могу даже представить ход мыслей тренеров и других родителей: «Да, его папаша не дружит с головой, но этот пацан выглядит лучше всех на льду, так что все не может быть очень уж плохо. Черт, может это и есть цена, которую нужно заплатить за то, чтобы стать лучшим».
Но дело в том, что мой успех не имеет ничего общего с безумным тренировочным режимом отца. Лед был моим спасением. Те два часа, что я на нем находились, были единственным временем, когда я действительно чувствовал себя свободным. Когда я выходил на лед, то он не мог тронуть меня. Все становилось так просто.
Честно говоря, главная причина, почему в детстве я боялся кому-то рассказать о том, что происходит, потому что я думал, что тогда отец найдет способ отобрать у меня единственную вещь, которую я люблю – хоккей.
Когда мне исполнилось 16 лет, то я стал первым пиком драфта юниорской лиги Онтарио. Вы можете подумать, что тогда насилие прекратилось, но мой отец лишь утвердился в мысли, что его методы «работают». Я был на пути к НХЛ. Так что насилие лишь усугубилось. Однажды, по ходу моего первого сезона в ОХЛ, я сидел в автобусе со своими партнерами, отец ворвался в салон, схватил меня и просто выволок на улицу: «Конец, ты закончил с хоккеем. Ты этого не заслуживаешь. Мы возвращаемся домой».
Я сел в машину и мы поехали домой. И в этот момент внутри меня что-то щелкнуло. Мы заехали, чтобы забрать моих сестер из дома бабушки и дедушки. Тогда я выскочил из машины и заявил: «Сейчас это все прекратиться. Я не вернусь домой».
Мы начали драться. Наш первый настоящий бой, когда я дал отпор и не останавливался. Мать и другие родственники смотрели из окна, пока мы дрались прямо на дороге. Это продолжалось несколько минут, что в бою кажется целой вечностью. Я даже не помню, как все закончилось. Я только помню, как он запрыгнул в машину и сорвался с места. Я побежал в дом и вызвал полицию.
Когда копы появились, то они хотели разослать ориентировки для его поиска, но я лишь покачал головой и показал им фотографию: «Просто приходите на мою следующую игру. Он будет там. Он не сможет оставаться в стороне».
Через пару матчей он появился. Полиция арестовала его прямо на трибуне.
Когда я заполнял бумаги, то описал лишь общую картину. Я мог бы написать сотню страниц, и я жалею, что так и не сделал, потому что отец вышел из тюрьмы через месяц или два. Я получил судебный запрет, согласно которому он не мог приближаться ко мне на расстояние меньше 100 футов. Но это не остановило его от походов на мои матчи.
Я постоянно видел его. Сидящего на все том же месте. Наблюдающим за мной.
Через пару лет его мечты сбылись. Я был выбран во втором раунде драфта-2003. Лига предоставила меня целую бригаду охраны, но я понимал, что это бесполезно. Он убедился в том, чтобы найти такое место на трибунах, где я смогу точно его увидеть.
Так что, когда объявили мое имя и я облачился в свитер «Миннесоты», я знал, что он находится в здании и наблюдает за мной. И это приводило меня в бешенство. И не из-за боли, которую он мне принес. А потому, что он верил, в глубине своего сердца, что все те пытки принесли пользу и были обоснованы. Он думал, что именно он стал той причиной, по которой я оказался в НХЛ. Цель оправдывает средства.
Это просто дико. Знаете, почему я попал в НХЛ?
Потому что на выходных я старался находиться от него на максимальном отдалении. Я весь день не появлялся дома. А из радостей у меня были только клюшка и мячик. Обводка, обводка, обводка. Бросок, бросок, бросок. Снова и снова и снова, пока клюшка не стала продолжением моих рук.
Вот и все. Вот почему я добился этого.
Когда ты попадаешь на профессиональный уровень, то осознаешь, насколько игра быстра. И никакое количество беговых упражнений, работы в тренажерном зале или частных уроков не изменит одну вещь: понимаешь ли ты игру? Действительно ли ты понимаешь игру? Понимаешь ли ты, где окажется шайба в следующий момент?
У тебя это либо есть, либо нет. И крик на ребенка в машине на обратном пути домой с хоккейного матча не поможет ему выйти на новый уровень. Заставлять 12-летнего ребенка бежать шесть миль после тренировки не превратит его в Джонатана Тэйвса.
Знаете, когда вы действительно можете добиться хорошего результата в спорте? Когда вы получаете удовольствие от процесса. Когда вы остаетесь ребенком. Когда ты не осознаешь, что становишься лучше, именно тогда и происходит шаг вперед. Если ты не заинтересован в том, что делаешь, то это также полезно, как вынос мусора. Еще одна обязанность.
Но не все родители, даже нормальные, хотят слышать подобное. Да и детский хоккей не пропагандирует подобную идею. Когда я был в НХЛ, то в межсезонье я тренировался вместе с Дэниэлом Карсилло и другим приятелями-хоккеистами. И мы могли видеть, как 12-летний парень проделывает два часа те же упражнения, что и мы, а тренер все это время орет на него. Зачастую рядом находились и родители, которые также орали на ребенка.
Это просто смешно. Это не принесет результата.
Правдивая история: я играл вместе с Дрю Даути в его первый сезон в составе «Лос-Анджелеса». В тренировочном лагере он с трудом мог сделать один жим лежа. И он сам смеялся над этим. Он был растренирован. Во всяком случае, если смотреть на хоккей глазами ортодоксальных любителей «старого» хоккея. Но затем мы выходили на лед, и он был лучшим. Даути – невероятно одаренный хоккеист с врожденным талантом. У него потрясающее видение площадки и уникальное хоккейное мышление.
Он был в форме. Он мог нарезать руги вокруг тебя.
У тебя это либо есть, либо нет.
И все эти нечеловеческие тренировки – чепуха. Но такие взгляды на хоккей позволили моему отцу обращаться со мной, как с животным на глазах и других взрослы многие годы. Все начиналось еще на парковке. Люди видели это. Но у них не хватило мужества вмешаться.
Я не пишу эту статью ради отца. Я пишу его ради таких же людей на других парковках.
Да, если вы что-то скажете, то можете оказаться в неудобной ситуации на глазах у других. Возможно, вам придется общаться с полицией. Но меня все равно поражает, как в такой момент многие могут думать: «А что, если я не прав?»
Если вы не правы, то это лучший исход событий. В противном случае, ребенок является узником в своем родном доме. То, что вы видите на парковке или в раздевалке – как ребенка хватают, а он кричит, как его припирают к машине – может быть лишь верхушкой айсберга.
Занятно, ведь хоккейное сообщество так любит говорить о мужество и крепости духа. В этом мире мужество означает готовность без тени сомнения встать на пути щелчка или вступить в драку.
Но это просто. Это не настоящее мужество. Любой может сделать это.
Я гарантирую, что в Северной Америке на этих выходных сотни детей будут готовиться к играм, а в животе у них будет неспокойно и в голове будет одна мысль: «Тебе лучше сегодня сыграть хорошо, в противном случае вечером будет очень плохо».
Но лишь одному человеку достаточно довериться своим инстинктам и встать на сторону ребенка. Это и есть настоящее мужество. То, которое мы не часто превозносим в хоккейном мире.
